Останки человеческого - Страница 14

К оглавлению

– Гэвин… помнишь?

На секунду Рейнолдс заколебался, вглядываясь ему в лицо.

– Ты потеешь, – промямлил безумец.

Яростный огонек в его глазах потух. У Гэвина так пересохло в горле, что он смог только кивнуть.

– Понятно, – сказал Рейнолдс, – ты потеешь. Он опустил нож.

– Оно потеть не может. Никогда не умело этого делать и никогда не научится. Ты – мальчишка… а не оно. Мальчишка.

Лицо его расслабилось, и кожа на нем обвисла, как пустой мешок.

– Мне нужна помощь, – прохрипел Гэвин. – Ты должен объяснить мне, что происходит.

– Хочешь объяснений? – пробормотал Рейнолдс. – Ищи: все, что найдешь, – твое.

Он провел гостя в большую комнату. Шторы были опущены, но даже в полумраке Гэвину было видно, что все древности, когда-то аккуратно расставленные по полкам и развешанные по стенам, были разбиты вдребезги. Куски керамики разбиты на более мелкие куски, а те стерты в порошок. Каменные рельефы расколоты, надгробие Флавина, знаменосца, обратилось в горку булыжников.

– Кто это сделал?

– Я, – ответил Рейнолдс.

– Но почему?

Рейнолдс вяло проплелся через все эти руины к окну и уставился в щель между бархатными шторами.

– Понимаешь, оно вернется, – проговорил он, не отвечая на вопрос.

– Почему ты сломал все это? – повторил Гэвин.

– Это болезнь, – был ответ, – когда живешь прошлым. Рейнолдс отвернулся от окна.

– Большую часть этих предметов я украл, – сообщил он. – Я воровал их в течение многих лет. Мне было оказано доверие, которое я обманул.

Он пнул ногой увесистый булыжник – полетела пыль.

– Флавин жил и умер. И говорить о нем больше нечего. То, что мне известно его имя, не значит ничего или почти ничего. От этого он не воскреснет – он мертв, ну и бог с ним.

– А статуя в ванне?

На мгновение Рейнолдс задохнулся, увидев внутренним взглядом размалеванное лицо.

– Когда я пришел, ты решил, будто я – это она, верно?

– Да, я думал, она уже достигла того, к чему стремилась.

– Она подделывается, имитирует.

– Да, – кивнул Рейнолдс. – Насколько я понимаю природу этого существа, оно имитирует.

– Где ты его нашел?

– Возле Карлайла. Я там руководил раскопками. Мы нашли его в банях, внутри здания. Статуя, свернувшаяся клубком рядом с останками взрослого мужчины. Загадка. Мертвый мужчина и статуя, в банях, лежащие рядом. Не спрашивай, что меня привлекло в этой штуковине: я понятия не имею. Возможно, она умеет управлять не только телом, но и сознанием. Я украл ее и привез сюда.

– И кормил? Рейнолдс напрягся.

– Не спрашивай.

– Но я спрашиваю. Ты ее кормил?

– Да.

– Ты собирался пустить мне кровь, ведь так? Ты ведь для этого меня привел: чтобы убить меня и дать ей искупаться…

Гэвин вспомнил, как тварь колотила кулаками в стенки ванны, грозно требуя пищи, – совсем как дитя, бьющее кулачками о края колыбели. Еще немного, и тварь его пожрала бы, как ягненка.

– Почему она на меня не напала, как напала на тебя? Почему не выскочила из ванны и не сожрала меня?

– Это же ясно как день: она увидела твое лицо.

«Ну разумеется, она увидела мое лицо и возжелала его, а украсть лицо у мертвеца она не может, и она меня не тронула». Теперь, когда причины ее поведения вскрылись, Гэвин пришел в восторг: он ощутил вкус к разоблачению тайн, к этой пагубной страсти Рейнолдса.

– А человек в здании бань? Тот, которого вы обнаружили…

– Что?..

– Он не позволил той твари сделать с ним то же самое, так?

– Именно поэтому его тело оставили там, где оно было, просто законсервировали. Никто так и не понял, что он сражался с существом, которое пыталось украсть его жизнь.

Картина, черт ее подери, сложилась почти полная, неудовлетворенным оставался один гнев.

Этот парень чуть не убил его, чтобы накормить какой-то идиотский истукан. Ярость Гэвина прорвалась наружу. Он ухватил Рейнолдса за рубашку, а сквозь нее – и за кожу, и как следует тряханул. Что это захрустело – его кости или зубы?

– Оно почти уже скопировало мое лицо. – Гэвин заглянул в налитые кровью глаза Рейнолдса. – Что случится, когда оно закончит?

– Не знаю.

– Говори самое худшее – говори же!

– Я только предполагаю, – промолвил Рейнолдс.

– Предполагай вслух!

– Когда оно закончит имитировать тебя физически, я думаю, оно украдет то, что невозможно имитировать, – твою душу.

Рейнолдс явно не имел намерения запугать Гэвина. Напротив, его голос смягчился, будто он говорил с приговоренным к смерти. Он даже улыбнулся.

– Дерьмо!

Гэвин притянул лицо Рейнолдса еще ближе к своему. Щеку старикашки покрыли брызги слюны.

– Тебе плевать! Тебе все равно, так ведь?

Он ударил Рейнолдса наотмашь по лицу – раз, другой, потом еще и еще, пока не выдохся.

Мужчина принимал удары беззвучно, после каждого удара поднимая лицо, чтобы поймать следующий, вытирая кровь с отекших глаз только для того, чтобы та снова их залила.

Наконец Гэвин уже не смог больше бить.

Стоя на коленях, Рейнолдс снял с языка осколки зуба.

– Я это заслужил, – прошамкал он.

– Как мне остановить эту дрянь? – спросил Гэвин. Рейнолдс покачал головой.

– Невозможно, – прошептал он, хватая Гэвина за руку. – Пожалуйста, – выдавил он, взял в руки его кулак, разжал и поцеловал линии на ладони.

Гэвин оставил Рейнолдса на «развалинах Рима» и вышел на улицу. Из этого разговора он не узнал почти ничего нового. Оставалось одно: найти тварь, укравшую его красоту, и как-то расправиться с ней. Проиграв, он проиграет единственное, что принадлежит ему, и только ему, и чего никто другой не смог бы украсть, – свое великолепное лицо. Разговоры о душе и человечности были для него пустой болтовней. Ему нужно было только его лицо.